Незнакомая далекая женщина с чудным именем Мирослава сказала мне по телефону:
— Приезжайте. Она у нас...
Долгий путь по заснеженной предновогодней Москве, такой красивой и привычно, по-столичному беспокойной, был запутан и сложен: метро "Бабушкинская", семь остановок на автобусе, бывший детский сад... Я спешил. Меня торопило любопытство — хотелось скорее увидеть ее. Нужный дом нашел не сразу: двухэтажный особнячок, очень похожий на здание редакции нашей газеты, затерялся среди окруживших его многоквартирных великанов.
Здесь наконец я увидел ее — ту, ради которой спешил сюда, в издательский центр журнала "Россия молодая", через всю Москву — новую книгу мурманского поэта Николая Колычева "И вновь свиваются снега", первую Колину книгу, изданную в столице. Свеженькая, еще пахнущая типографской краской, книжка привлекала простотой и точностью оформления, качеством печати и объемом. Фотография, предисловие и — сто пятьдесят страниц, заполненных стихами...
Что и говорить, книжка получилась солидная. Подготовил сборник к изданию и оплатил тираж Международный фонд славянской письменности и культуры, возглавляемый скульптором Вячеславом Клыковым.
Как родилась идея издать Колычева в Москве? Об этом мне рассказала Ирина Панова — редактор и составитель книги "И вновь свиваются снега»: "
— После того, как газета «Русский вестник" напечатала объявление о том, что я собираю стихи, посвященные Николаю Рубцову, для издания этих стихотворении отдельной книгой, я получила множество писем из разных концов России. И вот неожиданное письмо из Мурманска: "Уважаемая Ирина Георгиевна! От редактора отдела поэзии журнала Север" я узнал, что Вы собираете стихи, посвященные Николаю Михайловичу Рубцову. Может быть, Вам подойдут два моих стихотворения. Н. Колычев". Стихи, которые прислал совершенно неизвестный мне автор, меня поразили... Силой, глубиной, мощью...
Панова — филолог-славяновед, журналист, автор нескольких поэтических сборников и книг прозы, ничего о Колычеве не знала. Да, так сегодня существует русская литература — каждая область отдельно, отстраненно, своим узким, келейным мирком. Без постоянной, живой связи с другими частями этого некогда единого организма. Конечно, есть московские и питерские "толстые" журналы, есть совещания литераторов, есть региональные периодические издания... Но до Москвы далеко, совещания редки и нерегулярны, местные же журналы (такие, например, как наш "Север", "Урал", "Кубань" и другие) проблемы не решают — и тираж невелик, и читают их больше в тех областях, где они издаются. Вот так и живут ныне писатели — не слыша голосов друг друга. "Вот и Колычева чуть не проглядели..." —пишет Панова в предисловии к книге. Решение издать неизвестного мурманского поэта заставило ее обратиться за помощью к Клыкову.
Лишь после того, как уже была достигнута договоренность о том, что Колычева будут печатать в Москве, Ирина Георгиевна получила от Николая большое, подробное письмо, и главное — выходившие в Мурманске Колины книги, а также рукописи последних стихов. Мать поэта — Аполлинария Петровна прислала и публикации сына в областных газетах. Среди них очерки Колычева "Лицо" и "Как я был крестьянином в России и Норвегии", рассказы "Герман", "Телячьи нежности", опубликованные в свое время "Мурманским вестником".
— Я предполагала включить "Как я был крестьянином..." в сборник. Но не получилось — это было бы слишком дорого... — признается Ирина Панова. — Но мы этот очерк обязательно напечатаем, несмотря ни на что, в журнале "Россия молодая". Спасибо MB", что печатаете такие вещи. У вас вообще очень хорошая газета. Это, кстати, отметил и Вячеслав Михайлович Клыков.
Но самым важным было, конечно, издать стихи, хорошо представить российскому читателю Колычева-поэта. "Мы представляем столичным любителям поэзии и всей России нового большого поэта..." — из этого исходили при подготовке сборника Ирина Панова и ее помощники. Позиция редактора в данном случае может показаться слишком уж категоричной и решительной, но она кажется мне естественной для профессионала, понимающего, с кем он имеет дело. Профессионала, оценивающего беспристрастно и трезво.
Панова решила издать почти все, что написал Колычев, — лучшие стихи из книг и неопубликованные рукописи. Это был смелый шаг. Начать с первой книги, с более слабых, не вызревших, ранних стихотворений, предложить читателю как можно более полное собрание поэтических произведений Николая...
Принцип компоновки книги — тематический. Выделены десять основных тем творчества Колычева: стихи о Родине, раздумья о жизни, духовная лирика, стихи о преемственности поколений, образы русских людей. Север, природа, любовная лирика, о поэзии и поэте, о крестьянском труде — каждой посвящен особый раздел сборника. Произведения разных лет смешаны, время написания не указано.
Оправдает ли себя такое композиционное строение книги — покажет будущее, то, как отнесутся к ней читатели в Мурманске, Москве, остальной России.
Мне же кажется, что книга получилась. Можно считать, что московский дебют Колычева прошел удачно. Удивительно, что этот сборник действительно первая встреча столичного читателя со стихами Николая. В Москве Колычев никогда не печатался, и, несмотря на многочисленные публикации в местной прессе, обстоятельные подборки в журнале "Север", здесь это имя неизвестно даже профессионалам литераторам. Как рассказывал мне ответственный секретарь Мурманской областной писательской организации Виталий Маслов, он дважды посылал Колины стихи в "Наш современник". Однако столичный журнал они не заинтересовали. Это непонятно, если учесть то обстоятельство, что стихи — едва ли не самая слабая сторона этого журнала, особенно это касается стихов молодых поэтов — авторов "Современника". Наш "Север", думается, в этом отношении гораздо благополучнее. А Колычев-то, пожалуй, один из лучших поэтов "Севера"... Да, видно, чем-то не приглянулись его стихи "Нашему современнику".
Что же такое Колычев как факт литературной жизни, как литературное явление? Если говорить об истоках, то они очевидны. Это, прежде всего, Есенин и крестьянские поэты, Павел Васильев, из современников — Николай Рубцов. Связь с Есениным, идущей от него поэтической традицией видится мне наиболее крепкой и заметной. Они родственны и по интонации (залихватски-хулиганской порой, но, по сути, всегда отчаянно-грустной, бедовой), и конструктивно. Близок Колычев к Есенину и тематически. Когда читаешь: "То ли снег в окно стучится белый. То ли пыль непройденных дорог... Сколько в жизни я еще не сделал! Сколько сделать я уже не смог...", слышится есенинское: "Как мало пройдено дорог. Как много сделано ошибок..."
Стихи о любви. Они разные. От тонких, лиричных, звенящих — вроде "Знаешь, от чего светлеют дали...", до плотских, натуралистичных, подобных "Хочу тебя...", очень энергичных, не оставляющих сомнений в силе переживаемого чувства. Здесь Колычев — последователь Павла Васильева, его знаменитого стихотворения "Любовь на Кунцевской даче". Любовная лирика Колычева по-васильевски чувственная, телесная, сочная, живая. Соприроден, родственен мурманчанин и Рубцову, но Есенин ему все-таки ближе. Голос Колычева надрывен — отчаянный, страшный:
Больно
- это меня от корней
отрезают пилою хрипатой.
Нота Рубцова тише, камерней, потаенней. Он не кричит, он говорит тихо, обреченно, но его тоска и горечь ощутимы от этого еще сильней. Его краски сдержанней, тоньше, приглушенней. От этого переживаемое им ненастье еще трагичней и тягостней. Колычев прямолинейней, резче, определенней что ли...
Это более всего заметно в стихах о том, что для Николая особенно важно, — о Родине, о России. Очень уж страшат заключенные в них тоска и беспросветность: "Вымираем! И женщинам страшно рожать..." Поэт остро, болезненно переживает новое время. Он искренен и во многом справедлив в своих упреках эпохе. И все-таки есть надежда, что выстоим, выдержим. Для этого
Надо встать.
И в родное врастать.
И сплетаться корнями...
Вот это чудесное превращение поэта в другое живое существо — дерево, птицу — характерно и естественно для Колычева. Он ощущает близость к растениям и животным, свою причастность к их миру. Звери, птицы и травы у него оживают, начинают мыслить, осознавать себя, а он сам вдруг становится одним из этих существ, живет их болью. Прием не нов. Но для Колычева, повторюсь, это естественно. Он, как когда-то писал о подобных людях Платонов, "живет в природе":
Словно на свет прорастая из тьмы,
Осознавая, что нами потеряно,
Тянемся, тянемся, тянемся мы
К древнему дому и к древнему дереву...
Стихи, посвященные природе Севера, Северу вообще, без сомнения, хороши, занимают в сборнике особое место. Да и само его название — "И вновь свиваются снега" — северное, ветреное. Словно вьюга метет... Между тем любимое время года поэта — осень. И лучшие стихи сборника — осенние:
На холодную плоть камней
Листья, тихо шурша, легли...
Листопад…В этот час сильней
Притяженье родной земли.
Это, должно быть, оттого, что осень на Севере — самое замечательное, сказочное время года. Хотя стихи об осени чаще получаются грустные, тоскливые. Одно из сильнейших стихотворений Колычева и, может быть, самое известное его стихотворение "Невмоготу себя перетерпеть!" тоже осеннее. Но это уже осень поздняя, врастающая в зиму. Ее уход трагичен, сравним с окончанием жизни:
Как горько мне! Как страшно понимать,
Что летом жизнь кипела понарошку!
Вот вывезут последнюю картошку,
И грянет смерть по имени Зима.
Пограничное состояние между Жизнью и Смертью — нормальное состояние поэта. Здесь, в этом напряженном пространстве, и рождаются стихи, начинается Поэзия. И разговор об уходящей осени и наступающей зиме приобретает иное звучание, гораздо более весомое и значимое. Следующие две строчки неожиданно прекрасны и очень печальны: "Придут ко мне бездомные коты, Придут ко мне бездомные собаки..." И концовка — стремительный и горький взлет, выдох:
Я пью не потому, что жизнь плохая,
А просто - осень. Потому и пью.
И все-таки, несмотря ни на что, "есть радости на белом свете..." Не случайно стихотворение с таким названием завершает первое московское издание лирики Колычева. Жизненные передряги и досадные неудачи, мелочь и суета будней отступают перед огромным, разнообразным живым миром, который удивителен и прекрасен. "И нежная листва берез влажней, чем губы у влюбленных..." Поэт — первооткрыватель непознанных материков мирозданья. Он не разучился удивляться и радоваться тому, что видит вокруг. Co-чувствовать и сопереживать. И этот обыденный, привычный мир — упорядоченный, цивилизованный, превращенный в быт, в хмурое существование, для него, в его восприятии нов, загадочен и свеж. И слово в данном случае надежный, испытанный инструмент познания этого неоткрытого мира. Проникновенное исследование его загадок и тайн продолжается и в книге Николая Колычева «И вновь свиваются снега». Я надеюсь, что сборник скоро поступит в продажу, и вы сами сможете в этом убедиться. А «Мурманский вестник» представляет сегодня поэзию Колычева лучшими стихами из этой книги.
Комментариев нет:
Отправить комментарий