«Поэт должен жить!»

Николай Колычев

Интервью сайту "Российский писатель"

Когда я думал, как во врезе наиболее верно представить 
мурманского поэта Николая Колычева, то самое первое, 
что пришло мне в голову, это выражение – поэт от Бога. 
И оно, пожалуй, будет действительно самым верным. 
Можно восхищаться поэзией Николая, можно рассуждать, 
когда он писал лучше, а когда хуже. Но вряд ли кто-то из тех, 
кто хотя бы несколько часов по душам пообщался с Колычевым, 
будет отрицать очевидное: он поэт. В душе и слове. 
Бог создал его именно для того, чтобы он писал стихи. 
И он этому своему предназначению не изменял всю жизнь, 
что можно увидеть даже из того, как он ответил 
на заданные ему в нижеследующем интервью вопросы.

До недавнего времени поэта Николая Колычева знали в основном 
в Мурманской области. Однако на рубеже своего пятидесятилетия 
он стал всё больше выходить и к общероссийскому читателю. 
Свою роль здесь сыграли и публикации его стихов 
в центральных изданиях и общероссийские премии, полученные им. 
Среди них премия «Ладога» имени А. Прокофьева, 
премия имени поэта Николая Тряпкина «Неизбывный вертоград», 
Большая литературная премия Союза писателей России.

Алексей Полубота

-  В одном из своих стихотворений ты написал: «Останусь строчками, останусь песнями /От моря Белого – до моря Баренца». Ты считаешь себя только мурманским поэтом? 

- Трудно самому себя оценивать. Критерии успеха у всех разные, как и жизненные потребности.

Меня устраивает то, что "где родился - там и пригодился". Здесь, на Кольском полуострове, на Родине, я всегда чувствовал и чувствую себя до сих пор востребованным - как поэт, как творческая личность; и как друг, товарищ, земляк, родственник... 

По всем законам бытия я давно уже должен бы был спиться, опуститься, пропасть, сгинуть..

Но какая-то закономерная цепь случайностей неизменно вытаскивала меня из бездомности, нищеты, грязи ; из тьмы, из небытия...

Люди, добрые люди, мои земляки помогали выжить и мне, и моей семье; мало того - это они находили возможность издавать то, что мною было написано, а потом и реализовывать книжки, записывать диски, организовывать выступления...

У меня нет никаких организационных и деловых способностей. Я бездарный издатель и никудышный коммерсант.  Поэтому, окидывая взглядом все мои изданные (и реализованные!) творения, иначе, как Чудом, назвать всё это не могу.

Здесь, на Родине я востребован не администрацией или другими какими-нибудь организованными структурами. Востребованность эта - естественная, природная, стихийная, никем не управляемая не организуемая и не пропагандируемая...

Именно это согревает, воодушевляет и придаёт сил. Именно это  служит самооправданием моего довольно бессмысленного и, в целом, бесполезного существования на этой земле.

По опыту знаю, что перед незнакомыми людьми читать стихи всегда легче. Самыми трудными моими выступлениями были выступления в Лувеньгском сельском клубе перед односельчанами, которые знают всю твою подноготную, видят тебя каждый день... Всякого видят. И надо им говорить что-то настоящее, искреннее, сердечное, искупающее неизбежную повседневную дрянь, которой редкий человек не заляпан.

Но когда начинаешь показывать, что внутри ты чист, добр, сердечен и бескорыстен, то наружная, внешняя грязь становится во много крат заметнее и мерзостнее.

Наверное, поэтому - самой дорогой наградой из всех, полученных за литературную деятельность считаю областную библиотечную премию "Открытая книга", которой удостаивается автор книги, признанной самой читаемой книгой года. Хотя в материальном выражении эта премия самая незначительная из всех.

Фото О.Филонок

- Где, на твой взгляд, сегодня легче выжить, состояться, сохранить себя поэту  - в столице или в провинции?

- Я думаю, что сам поэт не должен заботиться о том, чтобы "выжить, состояться, сохранить себя...". Писать некогда будет.

Поэт должен жить! Жить одной жизнью со своей страной, со своим народом. Страдать и радоваться вместе с ним. И уж как народ его оценит - так и оценит.

Если же творческая личность обслуживает власть, партию, или другую какую-нибудь структуру: милицию-полицию, спортсменов и их фанатов, бандитов или, скажем, юмористов-КВНщиков, то и платят ему эти, обслуживаемые им структуры...

Конечно, это способ выжить и прокормить семью. Но это, по большому счёту, - не творчество, а ремесло.

Творчество должно быть служением. Таким, как служба в армии, в церкви... Мне нравится, как артисты говорят: "я служу в театре" , но "я снимаюсь в кино"...

Человек, который решает посвятить себя службе в армии, изначально понимает, на какие риски он идёт; и монах, постригаясь, осознаёт, с какими земными радостями и удовольствиями расстаётся навсегда...

Но многие пишущие люди видят в судьбах великих предшественников лишь творческие успехи, огромные тиражи и всенародную любовь...

Роль русского поэта всегда была жертвенной, трагической, нередко и жуткой...

Не было в мировой истории, а уж в русской - тем более, благополучных творческих людей, произведения которых  стали бы культурным наследием нации и всего человечества.

Конечно, чистоту (относительную) в провинции и поэту, и художнику, и вообще - любому человеку сохранить легче. Соблазнов меньше.

Поэтому, наверное, мне всё больше нравится одиночество. С мая по ноябрь живу на даче под Кандалакшей. Без телевизора. Без компьютера. Без магазина под боком...

Конечно, это не столько аскеза, сколько бегство. С годами всё яснее осознаю, насколько я слаб.

Помню, у Василия Галюдкина были такие строки: "В плен попав, я все бы тайны выдал..." Помню, как мы смеялись и даже издевались над этим стихотворением. А строчки запомнились...

И вот теперь всё чаще задумываюсь, а как бы я себя повёл в той или иной критической ситуации, под страхом смерти своей или своих близких, с ножом у горла? Достало бы сил не отказаться от Веры, принципов, убеждений в такой ситуации. И на каком месте в ряду ценностей в этот момент стояла бы Поэзия?

Я рад, что судьба уберегла от многих искушений. Сейчас мы гневно осуждаем тех, кто волею судьбы находясь вблизи могучих финансовых потоков  воспользовались этим. Кто-то отхлебнул, кто-то ведёрком зачерпнул, кто-то ручеёк отвёл, кто-то речку... Но каждый   ли из осуждающих смог бы устоять перед таким дьявольским искусом : когда - много, и даром, и безнаказанно...

Несомненно, люди российской глубинки намного чище, порядочней, сердобольней и справедливей жителей столиц и больших городов. Но, я думаю, это не столько их заслуга, сколько счастье.

И я считаю, что мне очень повезло родиться и жить здесь, на Кольском полуострове. 

Николай Колычев с одним из своих литературных учителей - детским поэтом Олегом Бундуром

- Как ты оцениваешь перспективы Кольской литературы? Помнится, году в 93-м в мурманском ЛИТО звучали мысли о том, что Мурманск, город, куда съехались люди со всего бывшего СССР,  может подарить стране и миру нового Пушкина. Опять же вспоминаются строки Виктора Тимофеева: «Мурманск, ледяной российский дом, /сквозняковой океанской дальности/сколько мальчиков произрастало в нём /с признаками спящей гениальности…» Звучат ли сейчас в литературной среде области подобные смелые мысли? Есть ли подающие надежды поэты «до 30»?

- Мне трудно объективно оценивать сложившуюся ситуацию в литературной жизни нашего края, поскольку я не участвую в ней и даже не вижу её. Но, вместе с тем, я не верю в то, что в Мурманской области нет талантливых молодых поэтов и прозаиков, публицистов, драматургов, историков... Просто, видимо,  я не сталкиваюсь с ними.

Литературная жизнь, как вся наша жизнь, кардинально изменилась. Сместилась со страниц газет и журналов на сайты интернета. Многие поэты всецело ушли в авторскую песню, в рок. Эти творческие сообщества оказались гораздо более живучими, чем Союз писателей, видимо, потому, что гораздо меньше были прикормлены властью. У них уже был богатый опыт независимой самоорганизации, реализации довольно крупных проектов своими силами.

Я думаю, что поэтов "до 30" надо искать среди них.

Очень печально, что в нас, предыдущем поколении, они не нуждаются  (как им кажется). Им не нужны наши оценки их творчества, советы наши, поскольку  мы ни в коей мере не влияем на выход их творений к читателю и слушателю.

Мы вынуждены были выполнять требования редакторов, рецензентов, руководства отделений Союза писателей для того, чтобы быть изданными. Альтернативы не было. Но в этом были не только минусы. Формировались и сохранялись какие-то традиции, возникали школы, чувствовалась преемственность поколений.

Поколение, выросшее в 90-х во многом отличается от нас. Они независимее, смелее в суждениях... Их творчество ничем не ограничено извне. Пределы, моральные и эстетические ограничения определяет лишь сам автор. Они не хуже и не лучше нас. Просто другие...

Одно меня пугает - это то, что к литературной деятельности они относятся, в подавляющем своём большинстве,  как и к любой деятельности иного рода. По современным понятиям, всякая деятельность - это средство получения материальных благ.

И потому литература сегодня - занятие не престижное, поскольку малодоходное. Какое уж тут служение... 

На Белом море. Фото В.Зяблова

- Почему, на твой взгляд, в мурманской литературе сегодня так слабо представлена маринистика. Если почитать известных мне поэтов, особенно «до 40», у постороннего человека может возникнуть впечатление, что живут они в сухопутном городе.

  - Упадок маринистики на Мурмане надо напрямую связывать с разрушением флотов - рыболовного, торгового, военного... Достаточно взглянуть на залив. Раньше вдоль всей причальной линии по три-четыре борта стояли суда, рейд был забит, постоянно какие-то плавсредства перемещались по акватории, порт круглосуточно громыхал, скрежетал и гудел - не прекращались погрузочно-разгрузочные работы... А теперь?

По сравнению с 70-80 годами прошлого столетия - пустота. Вакуум...

У каждого народа есть основные характерные промыслы (производства, агротехники, ремёсла), основные виды деятельности, которые не только физически обеспечивают существование людей, но и формируют их культуру. В целом, русский народ - пахарь и воин. Но  территория России огромна. Поэтому каждый регион исторически формировал свою самобытную культуру, каждая из которых, не выпадая из целостного национального образа, является составной частью русского психотипа.

В этот психотип неразрывно входят и тульские оружейники, и вологодские сельхозпромышленники (вологодское масло, пошехонский сыр), и Сибирь, вошедшая в общероссийское самосознание "сибирским валенком" и "сибирским здоровьем", и уникальные казачьи культуры, образовавшиеся на границах нашего государства, Оренбург - неразрывно связанный с пуховыми платками; Хохлома, Палех...

Таковой была и поморская культура, объединявшая Мурман и всё Беломорье.

Мне кажется, что страшнее всего для любой нации - лишение возможности заниматься традиционным производством, разрушение устоявшегося уклада жизни. Все попытки сохранения культуры в такой ситуации превращаются в фарс. Не спасают ни фестивали народного творчества, ни демонстративные шествия в национальных костюмах, ни этнографические музеи, ни преподавание в школах "регионального компонента".

Я не знаю статистики, но ещё двадцать лет назад практически каждая семья моих мурманских знакомых так или иначе была связана с морем: обязательно хоть кто-то из семьи или ближайших родственников ходил в море, или занимался переработкой рыбы, или служил на Северном флоте, или преподавал в учебных заведениях, готовивших кадры для флотов...

Сегодня - лишь знакомые флотские пенсионеры.

 Хорошую маринистику может написать только человек, не просто прикоснувшийся к морю, а воспринявший море всем сердцем, выросший на морской романтике, связавший свою судьбу с ним...

И будет ли маринистика востребована? Ведь нужен ещё и читатель, понимающий и любящий то, о чём пишет автор.

Возможно, сегодня будет пользоваться успехом какой-нибудь детектив, связанный с морем или история любви моряка. Но вовсе не из-за моря...

Маринистика, особенно стихи - это своеобразная, уникальная в своём роде романтика - романтика странствий, тяжёлой и опасной мужской работы. Романтика разлук и тягостных ожиданий, ревности и подозрений... Романтика веры в верность, в любовь, которая сильнее времени и расстояний, в незыблемость семейных уз...

Когда всё это уходит из жизни, сменяется иной романтикой - уходит и маринистика.

- Литературным трудом сегодня жить очень трудно. А только стихами и вовсе не проживёшь. Должно ли, на твой взгляд, государство поддерживать поэтов в условиях, когда интерес к поэтическому слову в стране минимальный?

- Я литературным трудом живу с конца девяностых. Практически - только стихами. Хотя, конечно, нормальной жизнью моё существование назвать трудно. Никому так жить не советую и тем более - не призываю.

Правда, были у меня за этот период три зимних сезона работы в кочегарке на твёрдом топливе. И это были самые материально благополучные отрезки моей жизни.

Но, как ни парадоксально, я против материальной поддержки поэтов государством. Это нереально. Каким образом можно материально поддержать поэта? Назначить поэтам пособие? В России столько пишущих, что страна разорится. Выбрать лучших? Кто будет выбирать?

Да и при современной коррупции любые деньги, выделенные на это мероприятие, ни в коем случае не дойдут по назначению, осев в известных карманах.

Писателя должен кормить читатель. Задачей государства должно стать воспитание читателя. При такой вакханалии в образовании в России скоро не только литературу, но и вывески на магазинах, написанные по-русски, читать разучатся.

Государству не поэтов спасать надо, а само слово поэтическое. Популяризировать классику. Элементарно ведь: провести на центральном телевидении вместо "Минуты славы" конкурс на лучшее прочтение стихотворения Пушкина (условие: стихотворение для прочтения участнику предлагает жюри непосредственно перед выступлением) Главный приз - 5 миллионов.

Через год в стране со знанием Пушкина проблем не будет.

И я почему-то убеждён, что такие вложения в образование на сегодняшний день будут самыми эффективными и реально осуществимыми.

То, что государство не может формировать культуру народа, - миф для оправдания бездействия власти в этом направлении, либо сознательное самоустранение от формирования культурного облика нации.

Простой пример: ещё 10 лет назад страшно было переходить с ребёнком через дорогу. А сегодня - не страшно. Пропускают! Уступают! Тормозят!

И не потому, что боятся штрафа. Через стекло вижу лица водителей. На них всё написано.

Появляется негативное отношение к пьяным и курящим.

Сам пью и курю, как паровоз. И методы репрессивные к курящим меня лично не устраивают. Но результатами доволен. И протестовать против борьбы с пьянством и курением на улицу никогда не выйду. И, кого смогу, постараюсь удержать от этого. Поскольку думаю уже не столько о детях, сколько о внуках. Может, хоть их минует эта зараза.

Разве это не влияние государства? Разве это плохо? И разве на это нужны большие деньги. Вовсе нет. Нужна лишь твёрдая позиция власти.

У нас многое делается в области пропаганды здорового образа жизни тела. Если бы так же работали в области духовного здоровья, нравственного формирования личности, то в результате и народом бы были востребованы совсем иные культурные ценности и произведения.

Главное для развития нашей литературы и культуры в целом - наличие образованного гражданина, отличающего настоящие произведения от поделок, имеющего потребность в культурной жизни, в изучении родной истории...

Русский писатель спасётся только русским читателем.

Нет у русских писателей другого спасения и быть не может.

Николай Колычев в юности

- Не раз доводилось слышать, что лучшие твои стихи помещены в сборник «Звонаря зрачок», вышедший ещё в 90-х годах. Ты мог бы согласиться с этим?

- Да, действительно, "Звонаря зрачок" был первым моим сборником, о котором всерьёз заговорили. Сборник состоялся практически без моего участия, стараниями незабвенного Виталия Семёновича Маслова.

Я как раз в этот период работал в Норвегии. Виталий Семёнович сам собрал рукопись из последних стихов, опубликованных в журнале "Север". Он и название дал сборнику, и обложку придумал, и художника нашёл, и издал... Я только в типографию приехал - забирать...

Стихи, вошедшие в эту книжку, писались в удивительно светлый период моей жизни. Я крестьянствовал. Работал с каким-то неземным упоением и был безмерно счастлив оттого, что работаю на себя, произвожу продукты для народа... Кстати, тогда же и крещение принял.

Писалось мне удивительно легко. И тогда казалось, дайте мне свободное время и письменный стол в замкнутом тихом пространстве - завалю все издания первосортной поэзией и прозой...

Теперь есть и время, и покой, и персональный компьютер... Но внутреннего духа, порыва такого нет. И не будет уже, наверное.

Это к вопросу о том, чем можно помочь писателю. Материально ему помочь невозможно. Нужно дать писателю внутреннее ощущение своей правоты, нужности людям, дать возможность жить по справедливости и право словом призывать к борьбе с несправедливостью, вкупе с осознанием того, что слово твоё будет услышано и возымеет действие.

В конце 80-х и самом начале 90-х такое ощущение было. Конечно, оно было ошибочным, ложным... А жаль. 

- Кто-то считает, что некоторые твои прежние стихи слишком публицистичны. Ты действительно раньше отзывался в стихах на те события, которые корёжили страну: гибель «Курска», развал армии, обнищание народа и т.д. В одном из последних твоих сборников «Я выживу» чувствуется тенденция к уходу в мир собственных переживаний и размышлений, философскому осмыслению происходящего. С чем это связано?

- Я никогда не заставляю себя писать. Пишу лишь тогда, когда молчать невмоготу. А сгоряча не только в публицистику скатиться можно. Может теперь и не написал бы многого из того, что было написано. Человек с годами мудреет... А может, так ему кажется.

Истины не знает никто. Мне она представляется гигантской мозаикой, которую невозможно окинуть взглядом. И все мы топчемся, разглядывая эту мозаику, состоящую из чёрных, белых, цветных, ярко насыщенных, контрастных элементов. Кому-то попадаются нежные полутона... и все кричат, доказывая друг другу, что истина есть белое, или красное, или чёрное, или серо-буро малиновое... И все правы, поскольку смотрят на истину и видят её, и все заблуждаются, поскольку всё изображение целиком человечий взгляд не вмещает. Мало - твёрдо стоять на истине. Нужна ещё некая сила, позволяющая подняться, воспарить над всеми противоречиями окружающего мира, примирить их в себе, совместить несовместимое... Вот тогда истина и откроется.

А вообще, если следовать духовно-нравственной русской православной традиции, человек не только может, но и должен меняться. Меняться к лучшему, постоянно отвергая от себя плохое и приобретая хорошее. В церковной жизни для этого существует покаяние. Невоцерковлённый человек может заняться самоанализом.

Я думаю, на шестом десятке естественно желание заняться самокопанием, переосмыслением прожитого. Наверное, это душа к покаянию готовится.

Потому и стихи такие. 

- В своё время первые главы твоего романа «Феодорит Кольский» произвели на меня довольно яркое впечатление. Когда ты планируешь закончить работу над романом? Согласен ли ты, что сейчас есть среди мурманчан неутолённая читательская потребность в историко-художественной литературе о нашем крае?

- Не знаю, вернусь ли я к серьёзной прозе, но к "Феодориту" - едва ли.

Дело в том, что для написания качественного исторического романа нужны исторические факты, нужны общепринятые, устоявшиеся исторические образы. Во всяком случае, образы главных героев исторического произведения для самого автора должны быть чётко определены.

После смерти краеведа Ивана Фёдоровича Ушакова у нас в области появилось множество противоречивых мнений о некоторых событиях истории Кольского края. Идут споры об исторических личностях, описываемых мной в набросках романа. Вплоть до того, что ходят слухи о том, что канонические жития Кольских святых будут переписаны.

Мне необходимо во всём этом разобраться, необходима уверенность в том, что я правильно представляю своих героев. И ответственность умножается многократно, поскольку мои литературные герои не вымышленные, а вполне реальные исторические личности, и не просто личности, а Кольские святые. Для меня это как раз тот случай, когда лучше промолчать, чем ошибиться.

Беседу вёл Алексей ПОЛУБОТА

http://www.rospisatel.ru/kolychev-intervju.htm